http://www.proflowers.ru/articles/fl...orks/1013.html
В Среднем классе школы флористов-дизайнеров «Николь» пахнет клеем: ученицы героя моего интервью Станислава Зубова старательно шуршат над своими работами. Мы решили не мешать им творить и переместились в уютный дворик, наполненный солнцем. Здесь Магистр красоты и пропорции поведал мне о том, что значит быть аранжировщиком цветов, и высказался по поводу многих спорных вопросов флористического мира.
— Что для вас важнее в композиции: цветок или человек?
— Бывает, что человеческое тело диктует композицию, а, бывает - цветок. В каждой из своих работ я стремлюсь к тому, чтобы люди не спорили обсуждая, на что я хочу обратить внимание. На конкурсах или карнавалах модель используют просто как подставку для цветов. И уляпано это все цветами – получается примитивчик. Я стремлюсь к пропорции и избегаю примитива. Только в одном из случаев обращаю внимание на тело, а в другом на цветы.
— Каким образом вы подбираете моделей для своих работ?
— Это всегда происходит по-разному. Иногда идеи приходят во сне: придет что-нибудь сверху – и видишь образ. Или несколько дней, месяцев вынашивается идея. Навеяно бывает музыкой, живописной картиной, просто цветом, атмосферой, ароматом. Четкого принципа нет, есть образ, который я хочу создать.
— Как вы пришли к работе с фотографиями и людьми на них?
— Шел я к этому постепенно. Все началось с театральной студии: мы сами были объектами постановки, сами шили костюмы. Первое мое образование – это портняшеское и моделерское незаконченное. Какая для меня разница, что одевать на тело: ткань или цветы? Цветы ближе к природе. И древний человек одевался сначала в растения – они служили для него украшением, способом возвеличивания, защищали от непогоды. В России из бересты шили не только лапти, но и всю одежду целиком. Плюс конопляные нити и льняные ткани – все это от природы.
— Что для вас значит работа с фотографией?
— Это очень интересно. Сколько я не работал с фотографами, а я работал с очень хорошими фотографами, легче сделать все самому, а не объяснять, чего ты хочешь.
— Процессом фотографирования руководите вы сами или фотограф решает?
— Фотограф - это техническое средство фиксирования композиции. Я сам решаю, что и как нужно снимать. Мы изначально договариваемся, как будет проходить процесс.
— Сталкивались ли вы с людскими предрассудками относительно ваших последних работ?
— Во-первых, они, несомненно, вызывают шок. Особенно после фильма про плесень по Первому каналу начались домыслы. Ведь человек не задумывался о том, что он ест половые органы. Человек воспринимает цветок исключительно эстетически – людское зрение стереоскопично. Я не считаю, что в этом есть что-то постыдное. В человеке все красиво и в то же время у цветка тоже есть половые органы - они друг друга дополняют. Все же мы дети природы и дети плесени.
— Что вам говорят, когда хотят раскритиковать эти работы?
— Обычно мне боятся говорить. Если стесняется – все становится ясно. Ну, вот как реагировать на человека, который не слышит нот? Это же его ущербность. Или если человек дальтоник? Мужчина путает красный и зеленый. Или у женщин дальтонизм бывает между оранжевым и синим. В Средние века такие считались колдуньями – их сжигали на кострах. Человек всегда стремится к золотому сечению, к гармонии. Чтобы была золотая середина. А отход от этой середины в большинстве случаев по психологии и психиатрии карается. Средний серый цвет в монохромном ряду, как у Достоевского – средние серые люди, невзрачные, невыдающиеся. Это во все века во всех обществах считается нормальным. То есть без отклонений – середина между белым и черным. Но а кто двигает прогресс? Только те, кто тяготеет или к черному, или к белому.
— Какое отношение вы выработали к критике?
— В последнее время я не обращаю на это внимание. Проблем в связи с критикой не было, были внутренние содрогания и сожаление. Даже в начале моего флористического пути, 25 лет назад (кстати, в этом году у меня двойной юбилей: 25 лет во флористике и 50 лет со дня рождения) и во все времена мои учителя говорили: пускай будет хуже, но не как у всех. Чтобы пробиться через асфальт. Это мой принцип, заложенный в пятом классе.
— Как вас жизнь привела к флористике?
— Она всегда шла рядом со мной. С театральной студии меня увлекла японская и китайская поэзия. А вся японская и китайская поэзия основана на природе, на цветах и, конечно, на икебане. С детства в стихах, литературе и прозе это всегда было бок о бок. Мы сами шили костюмы и сами делали декорации. Учились этому одновременно во всех Домах пионеров и изостудиях – а это натюрморты с цветами и прочие картины. Я увлекся портняшеством и с детства понимал, и мне говорили преподаватели о том, что при любом обществе должна быть профессия - если в руках она есть, то проживешь. Что портным, что флористом: при коммунистах, фашистах, демократах – люди рождаются, умирают, женятся. Поэтому цветы сопровождают человека с рождения до смерти – для меня это естественно. Получается, что, ушедши из Дома моды, я решил заняться флористикой и перешел в Ботанический сад, в павильон роз к Саркисовой Елене Сергеевне. Естественно, тут же познал цветоводство, конкурсы и выставки. Все в то время учились друг у друга на этих конкурсах, нам было очень все интересно.
— Как бы вы назвали свою профессию, кроме как флорист и аранжировщик цветов?
— До сих пор в сетке профессий нет флориста, а есть аранжировщик цветов или музыки. Или, во всяком случае, дизайнер. Есть садовый работник, ландшафтник. А человек, который занимается срезкой и горшечкой, или сухими и искусственными цветами – это аранжировщик. Все-таки мне это ближе. Это ведь тоже музыка. Цветы – это ноты, из которых мы составляем музыкальную фразу.
— С чем бы вы сравнили свою профессию?
— Как раз председатель Ассоциации флористов на мой юбилей преподнесла подарок - осенью будет вручен орден Магистра красоты и пропорции. Теперь я не только дизайнер-флорист и преподаватель, член всевозможных ассоциаций, член союза дизайнеров России, член союза флористов Южной Кореи, Польши и Литвы, я еще и Магистр красоты и пропорции, наряду с Вячеславом Михайловичем и, опять же, с Церетели. Девочки, мои ученицы, в киевской школе по кармической цели моего имени, Станислав, определили, что я должен нести пропорцию и красоту золотого сечения в мир.
— Как создавалась московская школа «Николь»?
— В начале девяностых Николь фон Болетцки пригласила меня в Швейцарию после международного конкурса, в котором я занял первое место. Я и Марина Булатова поехали туда изучать методику. И с 1993 года школа начала свою работу.